2017-12-7 20:12 |
Встреча | Я называю её то Валентиной Ивановной, то бабой Валей – в зависимости от настроения. Она меня зовёт доченькой, дитяткой (с ударением на «я») и удивительным словом Божинечка, от которого я таю, как воск Лариса ДЬЯКОВА г.
Воронеж
Нежность, озорство и печаль
– Лариса, ты моя Божинечка.
– Что это такое?
– Бачишь, на иконке така Божинька? Ты на неё похожа. Ты моя «Туды-сюды», бегаешь, только платишко твоё сверкает. Я люблю шустрых. Знаешь, яка быстра я тоже раньше була!. .
Познакомились мы в больнице. Лежали в одной палате и невероятно сдружились.
Надо сказать, настроение у меня было в тот момент на нуле, и появление бабы Вали оказалось для меня очень важным, настоящим подарком судьбы. Я наслаждалась музыкой её речи, её удивительными историями, воспоминаниями, шутками и думала: «Это же современная Арина Родионовна и дед Щукарь одновременно». Меня смешили её выражения: «чи шо?», «чуешь?», «завал жизни», «снидать», «ось».
Я хохотала, когда она рассказывала обо мне по телефону своему другу: «Матвеич, у меня така подруга закадычна появилася тут. Ну, такэ умнэ, такэ умнэ! У нэй культура не така, як у нас, а воронежская…»
Я купалась в её доброте и любви:
– Люблю, дитятко, бачить, как ты читаешь!
– Читаю?
– Я вообще люблю за тобой наблюдать. Кохаю тэбе.
Читала я в тот момент воспоминания и байки режиссёра Георгия Данелии и ловила себя на мысли, что его герои напоминают мне бабу Валю – такие же наивные, трогательные мудрецы-философы из разряда «Вы почему кефир не кушаете, не любите?» или «Такие вопросы задаете, что неудобно отвечать даже». Моя баба Валя разговаривает так же: «Я звонила одному тут живучему человеку. Он казал, шо у нас дождь» Или: «Баба Валя не зла, но сэрдита».
То она вспомнит одноклассницу с фамилией из 23 букв, Люду Синеморепереходященскую, то похвастается телом своим, округлившемся на «казённых харчах»: «Бачь, яка гладка я стала. Не от лет, а от котлет». То начнёт угощать яблоками: «Ешьте, девчатки, мне Оля из морга сегодня принесла».
Гостинцы ей несут санитарки, медсёстры, пациенты, в том числе и Оля Сидорова, с которой мы учились в школе. Она, оказывается, действительно работает в морге, а по утрам прибегает проведать бабу Валю, приносит ей то плов домашний, то варенье, а сегодня принесла салями, и баба Валя торжественно сообщает: «Колбасятину я положу в морозилку, хай вин там лежит».
В бабе Вале удивительным образом сочетаются нежность, веселое хулиганство, озорство и – печаль. Вот она танцует, хлопает в ладоши под песню «Ах, какая женщина», вот весело рассказывает, как приготовить грибы в кляре, а то вдруг загрустит, затихнет. Помолчит, помолчит, да и скажет:
– Знаете, почему я така радостна? Да потому, что у меня такое горе, а я живу. Живая я! А вот сынка моего убили. Знаете, какой он у меня высокий, кудрявый был…
«Прорвёмся!»
Валентина Ивановна Воскобойникова всю жизнь служила в армии, была поваром, официанткой – на аэродроме «Кущёвка-2». Муж был старшиной, солдаты его звали «Батя». По выходе на пенсию Воскобойниковым предложили квартиру в нескольких городах: Краснодаре, Ростове-на-Дону, Шахтах. Но они выбрали Луганск. Здесь и начнётся чёрная полоса. Сначала тяжело заболеет муж. Баба Валя будет ухаживать за ним 14 лет, как за ребёнком: кормить с ложки, одевать, умывать. Он станет абсолютно беспомощным. Потом сына комиссуют из армии по болезни, он получит инвалидность. Дочка родит бабе Вале внука, но ребёнок окажется нежеланным для своего отца, мужчина бросит их. Баба Валя скажет дочери: «Не горюй. Справимся».
Унывать эта женщина не привыкла. Она сильная. Слово «прорвёмся» – главное в её лексиконе.
…А потом началась война. В эти дни баба Валя грешным делом подумает, как хорошо, что муж до неё не дожил два месяца.
Дочку с внуком баба Валя отправит в Россию (помогли хорошие люди), сама останется в Луганске, четыре месяца просидит в ванной, откажется от еды, высохнет, постареет. («Такая тоска у меня была, Лариса, не могла я есть. Соседи принесут супа, просят хоть ложку съесть, а я не могу»).
Мы гуляем с бабой Валей по больничному коридору, она подробно рассказывает об этом страшном периоде своей жизни. В её рассказах много деталей. Выброшенные убегающим коммерсантом куриные окорочка, которые подобрали соседи, варили и раздавали жителям; огромное количество голодных котов и собак, оставшихся без хозяев; двенадцать пачек масла, которые она подберёт на месте разрушенного бомбой магазина…
Однажды одинокая бабушка с верхнего этажа попросила бабу Валю проводить её во время обстрела в подвал:
– Мы начали спускаться, и тут рядом с домом что-то рвануло. Бабушку осколком резануло по шее, она умерла мгновенно, а меня взрывной волной ударило об стену, и я свалилась в подвал, где пролежала восемь часов, не могла подняться, – рассказывает Валентина Ивановна.
Когда женщину нашли и помогли выбраться, она даже встала на ноги, которые едва слушались. Удар пришёлся на почки и позвоночник, бабу Валю скрючило, но она умудрялась, несмотря на адские боли, ходить, собрала сумку, разбила копилку внука и с этим «капиталом» стала каждый день приходить на местную автостанцию, чтобы уехать к дочери, которая к тому времени обосновалась в Воронежской области (в маленьком селе из 26 дворов ей дали ничейную «малэньку хатынку»).
Вместе с ней на автостанцию будет ходить сын. Уезжать он категорически откажется (он погибнет во время обстрела через несколько дней после отъезда Валентины Ивановны).
. . . На пятые сутки бабе Вале улыбнётся удача. Ей достанется место в автобусе до Изварино. Ехать будут ночью по каким-то просёлочным дорогам, не включая фар, натерпятся страху. В Изварино ей снова повезёт, её подкинут до Шахт, а там бабу Валю пожалеет водитель, направляющийся в Кантемировку, он захватит пожилую женщину с собой.
Потом будет встреча с дочкой, внуком, жизнь на новом месте.
– Лариса, в Кантемировке нам люди подарили мешок картошки и свиного сала. Я повеселела. А когда мы начали в деревне обживаться, к нам люди пошли с сумками: кто крупу несэ, кто сахар, кто внуку конфет, кто мыло, кто какую одежонку, ведь мы ж уехали голы, босы… Як хорошо нас приняли! В школе тильке 20 учеников, Никиту учителя полюбили, в столовой добавку дают…
Работать в селе негде. Баба Валя, превозмогая боль, на четвереньках посадила огород. Дочка сначала перебивалась случайными заработками: то подстрижёт кого, то картошку поможет перебрать. А на лето устроилась поваром к строителям, которые прокладывали дорогу на Журавку и Чертково в обход Украины.
Но только всё устаканилось, как баба Валя «сошла с дистанции»: она уже не могла ходить. Её отправили в больницу, сначала удалили почку, потом сделали несколько операций на позвоночнике. Лечили в Кантемировке, потом в БСМП в Воронеже, потом в «Электронике». Тут-то мы с бабой Валей и пересеклись – в шестиместной палате нейрохирургического отделения.
Что меня в ней поразило? Она была намного тяжелее других и старше. Но именно баба Валя ухаживала за своими соседями по палате. Она встала на следующий день после операции. Встала, потому что ей не на кого было положиться. Встала и пошла. То накормит Машу, то подаст утку Лиде, то принесёт воды Кате.
«Ласточка»
В отличие от других, она мужественно переносила боль, никогда не жаловалась, не ныла. Напротив, улыбалась, шутила, рассказывала бесконечные истории о своей службе в армии, где у неё было прозвище Ласточка:
– Я ставлю на разнос 15 тарелок, иду, топ-топ, а вокруг «туземцы»: Куба, Ливия, Эфиопия. А я им: «Мучачо, пельмени будете?» Я их не обижала, быстро обслуживала. Им же на полёты надо. Меня и по тревоге поднимали, я им плов в полевой кухне на ходу готовила. У лётчиков питание особое. Им шоколад полагался, они мне норовили его отдать, но я никогда не брала, отказывалась, потому что им шоколад нужнее. У них такие нагрузки!
Бабу Валю в армии любили и ценили:
– Бывало, командир в клубе объявит меня. Я иду через зал на сцену, мне все хлопают, хвалят: «Молодец, Ласточка». То конверт дадут, то отрез, то картину «Три богатыря», а то будильник. Цэ ж хорошо, как було! А один раз иду, мне навстречу солдаты строем шагают, поют «Не плачь, девчонка». Командир им: «Стой! Раз-два! Поздороваться с Ласточкой». И они (чи рота, чи взвод?), человек 60, как гаркнут: «Здравия желаем, товарищ Ласточка».
Валентина Ивановна всю жизнь выступала в самодеятельности. Она пела дуэтом с мужем песню «Если ты идёшь по улице, все вокруг тобой любуются» из репертуара Владимира Трошина. В лицах показывает нам, как они вели себя на сцене – мы держимся за животы. Баба Валя – настоящая артистка! На припеве «Пойдём, ждут с тобою нас давно друзья» её глаза загораются, и вся палата начинает бабе Вале подпевать.
Вечерами в больнице она тоже устраивала «концерты». Пела украинские песни, такие, как «Очи дивочи», «Ой, у гаю, при Дунаю», «Ничь яка мисячна», а также старые советские песни. К нам в палату подтягивались пациенты в корсетах, с перебинтованными головами, на ходунках, с костылями. Слушали, улыбались, начинали хлопать и даже пританцовывать.
А однажды позвонила тётя Лида, которую несколько дней назад выписали домой: «Пусть Валя споёт». Баба Валя растерялась: «А яку писню?» И начала петь: «Я акация, я над кручею расцвела на краю села. Ты не трожь меня, я колючая и пахучая, и бела».
Баба Валя пела, а тётя Лида плакала.
Вот такая она, баба Валя Фото Ларисы Дьяковой.
Источник: газета «Коммуна» | №97 (26741) | Пятница, 8 декабря 2017 года
.
Подробнее читайте на communa.ru ...
