Виталий ЧЕРНИКОВ (Продолжение. Начало в №75). В конце 1888-го на товарной станции Борисоглебска появился новый сторож, двадцатилетний Алексей Пешков, будущий Максим Горький.

«…я познакомился с обширной группой интеллигентов, – вспоминал он. – Почти все они были «неблагонадежны», изведали тюрьмы и ссылку, они много читали, знали иностранные языки, всё это – исключенные студенты, семинаристы, статистики, офицер флота, двое офицеров армии. Эту группу – человек шестьдесят – собрал в городах Волги некто М. Е. Ададуров, делец, предложивший Правлению Грязе-Царицынской дороги искоренить силами таких людей невероятное воровство грузов. Они горячо взялись за это дело (…). Мне казалось, что все они могли бы и должны делать что-то иное, более отвечающее их достоинству, способностям, прошлому, – я тогда ещё не ясно понимал, что в России запрещено «сеять разумное, доброе, вечное».

Я шёл посередине, между первобытными людьми города и «культуртрегерами» своеобразного типа, и мне было хорошо видно несоединимое различие этих групп. Весь город, конечно, знал, что «ададуровцы» «политики, – из тех, которых вешают», и, зорко следя за работой этих людей, ненавидел, боялся их. Жутко было подмечать злые, трусливо-мстительные взгляды обывателей, – они ненавидели «ададуровцев» и за страх, как личных врагов своих, и за совесть, как врагов «веры и царя».

С кем-то из этих людей – как водится, нужных стране лишь в качестве не склонной к воровству обслуги – и молодой Мягков мог быть знаком. . . Но всё ещё интереснее. Один из краеведов цитирует статью, опубликованную в 1928 году в «Новом мире»: Пешков «был членом Борисоглебского революционного кружка, в который входили: студент Казанского университета Василий Алабышев (исключённый), а также исключённые студенты технологического института Михаил Григорьев и Михаил Беликов, служивший вместе с Алексеем Максимовичем дворянин Ададуров и сын купца Ефим Мягков».

Но из написанного самим Горьким не следует, что он занимался активной революционной деятельностью. Для писателя годы спустя оказалось важнее, что его борисоглебские знакомые были одними из немногих в городке интеллигентов. Ефим Мягков среди перечисленных был, похоже, самым молодым и пока только готовился пройти их путь.

А вот у князя Сергея Волконского, в то же время развернувшего в уезде активную деятельность, с «ададуровцами», конечно, общих дел не было. И князь, и ссыльные разночинцы готовы были стать просветителями народа. Но друг другу эти люди были враждебны. Найди они общий язык, судьба России сложилась бы иначе. . .

Алексей Пешков шёл однажды вечером с местным литератором Старостиным-Маненковым мимо городской площади. «Посредине её, в глубокой, чёрной борисоглебской грязи, барахтался пьяный мещанин и орал, утопая.

– Вот видите? – поучительно сказал Василий Яковлевич. – Мы читаем книги, спорим, наслаждаемся и идём равнодушно мимо таких явлений, как это, а подумайте-ка, разве мы не виноваты в том, что этот человек не знает иных наслаждений, кроме водки? Я предложил пойти и вытащить человека, а Маненков сказал: – Если я пойду, то потеряю калоши.

Пошёл я и потерял интерес к народолюбцу».

В «калошах» ли дело? Что, если для Маненкова было очевидно: если «пьяного мещанина» вытащить из грязной лужи, дикость и безысходность русской жизни всё равно вернут в неё, а потом и дети его туда же отправятся? «Теория малых дел» в России не действует.

Многие интеллигенты видели спасение нации от вырождения в культуре. Но как быть, если та не воспринимается массой как нечто важное? С чего начать, чтобы поскорее ушли в прошлое доминирующие жизненные представления людей, может, и талантливых от природы, но не отринувших менталитет раба и предсказуемо дремучих? Вопросы, в России так и не решённые.

Маненков ощущение смысла борьбы утратил. Но на место разочаровавшихся приходят новые идеалисты.

По данным краеведа Самошкина, в 1897-м Ефим Мягков поссорился с отцом и оставил управление мельницей в городе. Два года спустя построил паровую мельницу при станции Терновка, после смерти отца вновь принял в управление и борисоглебскую.

«Ефим Мягков в городе Борисоглебске представлял центр, вокруг которого группировались все неблагонадёжные лица, – пишет 9 февраля 1900 года помощник начальника Тамбовского губернского жандармского управления в уезде подполковник Мезенцов в так называемом «листке негласного надзора». – После женитьбы его в 1894г. на поднадзорной Ольге Балакиревой дом их стал сборищем для тех же лиц». На отцовской паровой мельнице «неблагонадёжные лица» получали приют и работу, временную либо постоянную.

В фондах Борисоглебского историко-художественного музея, как рассказал мне его директор, хранится копия отчёта филёра, следившего за кем-то из них:

– Удалось проследить до дома Мягкова. Объект зашёл в калитку, ему открыли двери, он вошёл. Попытка продолжить наблюдение через окно не увенчалась успехом: помешали плотные шторы.

В 1898 году супруги – в составе комитета недавно созданной Борисоглебской публичной библиотеки. Ефим Дмитриевич – член ревизионной комиссии. С 1897 года – «пожизненный член» библиотеки, кстати, соседствуя в списке с Сергеем Волконским. В отчёте библиотеки за 1899 год констатируется изменение отношения к ней местного самоуправления. Городская Дума отказала в субсидии на 1900-й. Однако, сообщается далее, «в среде самих гласных Думы есть личности, понимающие просветительные задачи библиотеки и всегда готовые прийти ей на помощь.

Так, двое гласных, Е. Д. Мягков и И. В. Беднов, в замен прекратившейся от города субсидии, пожертвовали библиотеке причитающееся им вознаграждение за их труды по городу, в размере 200 рублей». Помогали Мягковы и книгами. Почти наверняка зная: при библиотеке местные интеллигенты создали без разрешения властей кружок. Изучали нелегальную литературу (в фондах имелись работы Энгельса, Каутского, Герцена, Михайловского), устраивали диспуты. . .

Памятник Максиму Горькому на привокзальной площади Борисоглебска.

Фото Михаила Вязового

Ольга Александровна упомянута в одной из книг о Борисоглебске ещё и как «основательница городских воскресных школ». К её биографии мы вернёмся.

В начале века Мягков, оставив дома жену и детей, отправился в Харбин. Эта станция на только что построенной Китайско-восточной железной дороге была одна из форпостов культурно-технического освоения Российской империей пространств соседней страны. Территория вдоль КВЖД принадлежала России, её заселили русские. В Харбине, видимо, существовал более облегчённый вариант ведения дела, и сюда тянулись со всей страны люди, желавшие добиться финансового достатка, бежавшие от государства и его контроля. Вскоре Мягков стал здесь этаким «королём мукомолов».

И тут грянула революция. Одно из последствий волнений – ослабление цензурных препон. На книжном рынке появились брошюры революционного содержания, ещё недавно бывшие «нелегальщиной».

В мае 1905-го в Москве заработало книгоиздательство Е. Д. Мягкова «Колокол».

– Он помогал эсерам и, безусловно, был человеком этой среды. Но когда начал в Манчжурии ставить мельницы, нужно было уже выбирать – либо ты занимаешься этим, либо тем. Он разбогател тогда – и дал денег на «Колокол», – рассказывает историк Владимир Бойков.

(Продолжение следует).

Источник: газета «Коммуна», № 76 (26616) | Пятница, 23 сентября 2016 года

Подробнее читайте на communa.ru ...

30 +