Всю минувшую неделю внимание мировой общественности было приковано к испанской провинции Каталония, где вопреки испанскому законодательству и позиции властей в Мадриде готовился референдум о независимости, то есть отделении региона от Испании.

Александра Глухова,

доктор политических наук, профессор

Воронежского государственного университета

Сам политико-правовой конфликт между государством и его частью, дошедший фактически до лобового столкновения между сторонами (хорошо еще, что не вооруженного), свидетельствует о серьезном политическом кризисе испанского общества, оказавшегося в состоянии раскола. Но не менее серьезным испытанием этот кризис становится для Евросоюза, столкнувшегося не просто с единичным сепаратистским вызовом, но и его возможным дальнейшим тиражированием в других странах.

Каталонский сепаратизм имеет длинную предысторию, в которой реальные основания для недовольства причудливо переплетаются с символическими обидами. Достаточно сказать, что обиды адресованы уже испанскому королю Филиппу V, завоевавшему Каталонию в 1714 году.

Гораздо более весомые и более «свежие» претензии звучат в адрес диктатора Франсиско Франко, который в свое время упразднил все льготы и послабления в различных областях жизнедеятельности каталонцев. После его смерти провинция, согласно Конституции 1978 года, получила статус автономии, простиравшийся достаточно широко: от социальной сферы (образования, здравоохранения) до политико-управленческой сферы. В Каталонии действует собственное правительство, парламент, органы правопорядка; в школах и вузах преподается как кастильский (испанский), так и каталанский языки.

В 2005 году правительство социалистов пошло еще дальше, расширив права автономии, оставив ей часть налогов (в частности, НДС и налог на доходы), а также право называться нацией, оставаясь частью большой испанской нации. Эта реформа сформировала прочный консенсус в испанском обществе: за нее проголосовали обе палаты испанского парламента, каталонский парламент, а также граждане на референдуме в июне 2006 года, разрешенном испанскими властями.

Однако эти послабления каталонцам вызвали недовольство остальных испанцев, а также крупного бизнеса и католической церкви. В результате правоконсервативная Народная партия во главе со своим лидером Мариано Рахоем использовала это недовольство в предвыборной борьбе, пообещав обжаловать это решение в Конституционном суде в случае прихода к власти. Говоря иначе, М. Рахой предстал в роли борца с сепаратизмом, что обеспечило его партии победу на выборах. В результате в 2010 году Конституционный суд Испании действительно отменил автономный статус Каталонии, что лишило ее части налогов и – главное – права называться нацией. С этого момента начался рост протестных настроений и, соответственно, сторонников выхода из состава испанского государства.

Дополнительный горючий материал в этот затянувшийся конфликт добавил экономический кризис 2011 года, закрепивший представления каталонцев о том, что «Мадрид нас обкрадывает».

Справедливости ради стоит сказать, что на долю этой провинции приходится 1/5 часть (т. е. 20 процентов) доходов всей испанской казны, тогда как Каталония – только один из семнадцати регионов Испании. Т. е. каталонский сепаратизм носит экономический характер: богатый регион не хочет делиться доходами с более бедными регионами страны. Но еще меньше он хочет делиться ими с центральным правительством в Мадриде, возглавляемом М. Рахоем: оно в последнее время активно обвиняется в коррупции и не вызывает ни доверия, ни уважения в Каталонии.

Похоже, что каталонские политики, вступив в политическую схватку с правительством страны, частью которой является их регион, не просчитали все последствия своих радикальных решений и действий.

Несмотря на предостережения Мадрида и Евросоюза о том, что референдум незаконный и результаты его не будут признаны, 1 октября голосование состоялось. Явка составила около 40 процентов, около 90 процентов от явившихся сказали «да» отделению от Испании. Однако для столь серьезного решения этого все-таки недостаточно.

Получается, что лишь треть от правоспособных граждан приняли участие в референдуме и попытались таким образом решить судьбу и провинции, и всей Испании. К тому же противники отделения – а их большинство – обозначили свою позицию тем, что вообще не явились к избирательным урнам, и эту позицию также нужно принимать в расчет.

Противоречивые итоги референдума, к тому же лишенного юридической силы, могли бы стать предметом политических переговоров между конфликтующими сторонами, в ходе которых, возможно, было бы найдено решение этой крайне непростой ситуации.

Однако правительство Мадрида предпочло исключительно правовые и административные меры по предотвращению референдума. Был установлен особый контроль над использованием государственных средств в Каталонии, арестован ряд местных чиновников, имевших отношение к проведению референдума. В Барселону и другие города провинции было переброшено более 10 тысяч полицейских и бойцов гражданской гвардии. Региональная избирательная комиссия была распущена; чиновникам, работавшим в ее составе, пригрозили штрафами; избирательные бюллетени были конфискованы. Тем самым результаты референдума постарались сделать как можно менее легитимными.

Эти действия вызвали ответную волну протестов, массовые демонстрации и столкновения с полицией. При этом в самом деликатном положении оказалась каталонская полиция, которая приказом из Мадрида была временно переподчинена центральной власти, однако действовала на территории тех муниципалитетов, которым обычно подчиняется и которые в большинстве своем выступали за референдум. По свидетельствам участников протестных митингов, именно поведение каталонских полицейских предотвратило прямые столкновения между демонстрантами и стражами порядка, прибывшими из Мадрида.

Похоже, что каталонские политики, вступив в политическую схватку с правительством страны, частью которой является их регион, не просчитали все последствия своих радикальных решений и действий. Надежды на то, что Евросоюз все-таки скорректирует свою нормативно-правовую базу и позволит так называемое «внутреннее расширение» своих границ, оказались беспочвенными. В случае если Каталония выйдет из состава Испании, она, скорее всего, распрощается и с ЕС. Об этот свидетельствует первая реакция Брюсселя на события в Каталонии. Эта реакция, кстати, развенчивает тот навязчивый миф, что все решения в ЕС принимаются брюссельской бюрократией, не ставящей ни в грош правительства европейских государств, лишившихся таким образом своего суверенитета. Но вот прошел референдум, и Еврокомиссия дала понять, что это сугубо внутрииспанская проблема, и решать ее должны власти Мадрида и Барселоны в рамках политического диалога.

Никаких обещаний, слов поддержки или иных способов влияния на ту или иную сторону Евросоюз не предпринял. Конечно, было сказано несколько фраз, осуждающих чрезмерное применение силы, однако очень сдержанно и с напоминанием о незаконности референдума.

Отсюда намерения каталонских политиков постучаться в двери Евросоюза в своем самостоятельном качестве не имеют никаких гарантий на успех. Прием в Евросоюз остается не только юридическим, но и политическим актом: за вступление в его ряды новых членов должны проголосовать все члены ЕС, т. е. решение должно быть принято консенсусом, когда никто не против. Однако трудно себе представить, чтобы за него проголосовала Испания, лишающаяся одного из самых богатых своих регионов, или Бельгия, чья территориальная целостность также не раз висела на волоске. Сомнительно также, что вступление в ЕС Каталонии поддержит итальянское правительство, где имеются собственные сепаратисты, к числу которых в последнее время собирается присоединиться великолепная Венеция. Ящик Пандоры, открытый в одной части Европы, грозит перекинуться на другие ее части, не суля ничего хорошего ни правящим элитам, ни населению.

Источник: газета «Коммуна» | №79 (26723) | Пятница, 6 октября 2017 года

Подробнее читайте на communa.ru ...

29 +