Александра Глухова, доктор политических наук, профессор Воронежского государственного университета Приближается очередная годовщина великого для всех нас праздника – Дня Победы. Дата на этот раз не круглая, не юбилейная, но от того не менее значимая.

Нет в нашей истории более близкого по времени и более великого события, чем эта страшная для нас Отечественная, а для истории – Вторая мировая – война, ставшая глобальной катастрофой, непростительной для политиков того времени, допустивших ее. Страшно даже произносить те цифры потерь, которые человечество и, в первую очередь, наша страна заплатили за победу над фашизмом. Неслучайно сразу же после окончания войны День Победы в Советском Союзе не праздновался, эта дата стала праздничной значительно позже, уже во времена Никиты Хрущева, и смысл в подобном отношении к этому событию, конечно, был.

Как писал поэт-фронтовик Давид Самойлов, «перебирая наши даты, я обращаюсь к тем ребятам, что в сорок первом шли в солдаты и в гуманисты – в сорок пятом. А гуманизм – не просто термин, к тому же, говорят, абстрактный… Я обращаюсь к тем потерям, они страшны и невозвратны».

Сегодня мы гордимся Победой в Великой Отечественной войне, но почему-то все реже вспоминаем о страшных потерях, о цене этой победы, о том наследии, которое она нам оставила. Точнее даже, о том завещании, которое нам нужно непременно усвоить.

И первое – это немыслимая и недопустимая цена потерь.

Хорошо, что в далеком Томске, городе с высоким удельным весом студенческой молодежи, родилось движение «Бессмертный полк». Люди вспомнили своих родных – участников той войны – и вышли на улицы с их портретами. Но нашлись другие люди, пожелавшие возглавить эту хорошую инициативу, привнеся в нее портреты Сталина, Берии и прочих вождей, изготовленных фабричным способом и брошенных сразу же после окончания демонстрации. Рожденную снизу, идущую от сердца замечательную инициативу попытались превратить в очередной официоз.

Другая часть завещания – гуманизм, действительно далеко не абстрактный термин.

Война лишний раз показала банальность зла, как сказала бы немецкая исследовательница Ханна Арендт. Зло, ставшее привычным, затемняет разум, делает черствыми сердца, лишает людей воли к сопротивлению злу и приводит даже к банальному примирению с ним.

В послевоенной Германии некоторые обыватели, поставленные перед необходимостью публично отчитаться о том, какую роль они играли в годы нацизма, искренне заявляли о том, что за них думал фюрер… А одна женщина даже рыдала, узнав о его смерти: «Он так любил нас, а мы не смогли его защитить!» Такова цена отказа от гуманизма, от способности отличить добро от зла, от потребности думать своей головой и нести за это ответственность. Но главной идеей остается одна: это не должно повториться! Увы, сегодня исследователи все чаще фиксируют опасную тенденцию, а именно – исчезновение страха перед возможной войной, восприятие последней в наивно-облегченном виде, как если бы это был увлекательный боевик, к которому нас старательно приучает телевидение.

По мнению многих авторов, Россию и Запад (очень разный, конфликтующий и сотрудничающий евро-атлантический мир) – подвела привычка жить без войны, уверенность в том, что после ХХ века мировые трагедии невозможны.

Однако, вспоминая новейшую историю, следует признать, что всеобщая эйфория от победы над фашизмом, завершения самой кровопролитной в истории человечества и второй в ХХ столетии мировой войны, не удержала мир от сползания в новое противостояние. Да, оно было действительно «холодной войной», хотя отдельные эпизоды этой войны (например, Карибский кризис) едва не стоили человечеству ядерного самоуничтожения.

Вместе с тем есть и иные примеры. В 1970-х годах послевоенный мировой порядок начал тяготеть к разрядке: открывался длинный демилитаризационный цикл, сопровождавшийся культурной демилитаризацией, демилитаризацией сознания и правящих кругов, и народов. И этим Вторая мировая война принципиально и выгодно отличалась от Первой. Версальский мирный договор 1918 года, хоть и обещавший, устами тогдашнего американского президента Вудро Вильсона, «сделать мир безопасным для демократии», на самом деле стал прологом к еще более жестокой и кровопролитной войне. А вот в 1945 году мир действительно ощутил себя послевоенным и все больше становился таковым. Страх нового глобального катаклизма оказался не менее надежным фактором сдерживания, чем ядерное оружие.

Этот вывод в полной мере относится и к послесталинскому СССР, для которого – с самого начала основания государства – была типична идеология и даже философия осажденной крепости. Степень нашей государственной успешности определялась не столько социально-экономическими достижениями, сколько тезисом о том, что «мы не проиграли ни одной войны».

Вопрос же о цене наших побед вообще не вставал: страшно было даже озвучить трагическую статистику потерь. Поэтому основным мотивом для послевоенного поколения и других, шедших вслед за ним, стал мотив: лишь бы не было войны! Ее ужасы не хотел еще раз пережить никто: ни рядовые советские граждане, потерявшие в той войне своих родных и близких, ни вожди, вкусившие пороха, так или иначе знавшие о войне не понаслышке. Это означало, что позднесоветское общество было демилитаризовано, в нем произошла огромной важности культурно-ментальная революция, победа истории над идеологией пролетарского интернационализма, отказ от распространения его принципов по всему миру. Все большее количество советских людей приходили к мысли о том, что мы исчерпали свой лимит на войны, и что нужно озаботиться обустройством своей страны, а не помощью чужим.

Увы, теперь все это уже история. Похоже, что эффект от антивоенной прививки, полученной миром в ХХ столетии, сходит на нет. В начале XXI века произошел реванш самой идеи войны: она перестала казаться чем-то чудовищным, противоестественным самой природе человека. Как будто за 70 мирных лет люди (не все, конечно, но многие) не только излечились от страха, но и устали от мира, стали искать резоны для бойни. Воинственные заявления звучат и на Западе, и у нас, растущие военные расходы, военные маневры в рискованной близости от границ друг друга не дают оснований встречать очередной День Победы, спокойно и уверенно глядя в будущее.

Конечно, выбор всегда за человеком: мир или война, созидание или разрушение. Но выбор детерминирован той картиной мира, которая в голове у каждого человека содержится. Если мыслить плоскими и упрощенными категориями («друг – враг», «свой – чужой»), то долго ждать беды не придется. Помимо прочего, это еще и удобный способ снять с себя ответственность за происходящее, полностью переложить ее на воображаемого «врага». Другое дело, если попытаться не противостоять окружающему миру по принципу осажденной крепости, а вписаться в этот новый мир, предлагая ему некий привлекательный проект, демонстрируя успешность в различных областях. Разум человеческий временами способен помутиться, но все еще в состоянии отличать агрессивную риторику от реальных благородных дел и намерений.

А нам, россиянам, неплохо было бы почаще вспоминать и напоминать всем бессмертные строки замечательного поэта Евгения Евтушенко «Хотят ли русские войны?» Когда-то они стали лучшим Посланием миру, растопив даже лед «холодной войны».

Источник: газета «Коммуна», №36 (26576) | Пятница, 6 мая 2016 года

Подробнее читайте на communa.ru ...

31 +