2019-3-20 16:07 |
Имя в литературе Виктору Михайловичу Акаткину, бессменному для многих поколений студентов декану филологического факультета Воронежского государственного университета, профессору, доктору филологических наук, члену Союза писателей СССР и России, известному литературоведу и литературному критику, – восемьдесят.
Иван ЩЁЛОКОВ,
главный редактор журнала «Подъём»,
председатель правления Воронежского
отделения Союза писателей России
Только теперь, когда самому за шестьдесят и вокруг десятки учеников, отчетливо понимаешь, насколько важно в молодые годы обрести Учителя. Идеально, если такое обретение не ограничивается формально-возрастной категорией или принадлежностью к профессии и увлечениям, а обременено самой жизнью, когда, выражаясь строкой поэта Юрия Кузнецова, «душа прикоснулась к душе». Таким Учителем для меня был и остаётся Виктор Михайлович Акаткин. Местом обретения учителя стала кафедра русской советской литературы на филфаке ВГУ и, конечно же, страстная мальчишеская любовь к поэзии.
Не помню сейчас деталей нашего сближения. Всё сложилось естественным образом, без чётко обозначенных дат, как будто так было всегда. Случилось это не на первом курсе, а позже, когда в нашей четвёртой группе практические занятия и коллоквиумы вёл достаточно молодой ещё доцент этой кафедры, кандидат филологических наук и страстный поклонник творчества А. Т. Твардовского Виктор Михайлович Акаткин.
Но катализатором сближения поначалу выступил даже не обожаемый учёным Александр Твардовский, а Юрий Кузнецов, поэт, о котором только-только заговорили и яростно заспорили после выхода из печати в 1976 году его первого московского сборника «Во мне и рядом даль».
На одном из семинаров Виктор Михайлович, уловив мою тягу к стихам поэта, предложил подготовить доклад по кузнецовскому сборнику для прочтения на научном студенческом кружке. Я охотно взялся исполнять просьбу, не до конца представляя, с какими трудностями придётся столкнуться. О стихах Кузнецова тогда было много устных пересудов и почти ничего напечатанного. Исключение составляла одна-единственная разгромная статья Татьяны Глушковой в журнале «Литературное обозрение». Это уже потом, когда вышла вторая столичная книга Юрия Кузнецова «Край света за первым углом», а следом ещё и ещё, Вадим Кожинов поддержал поэта, намекая на его исключительность, уникальный талант и большое будущее.
Кузнецовский «водораздел» незримо пролёг и в кругу преподавателей факультета. Многие видели в творчестве Кузнецова явление нового поэтического мышления. Профессор А. М. Абрамов категорически не разделял восторга своих коллег. Как фронтовик и автор фундаментального исследования «Лирика и эпос Великой Отечественной войны» Анатолий Михайлович с возмущением воспринял поэтические пассажи Юрия Кузнецова на святую для него военную тему:
Шёл отец,
шёл отец, невредим,
Через минное поле.
Превратился
в клубящийся дым
– Ни могилы, ни боли…
На одной из лекций А. М. Абрамов неожиданно резко перешёл на разговор о Кузнецове и об ответственности учёных в выборе предмета литературоведческого исследования.
– В филологии важно чётко представлять масштаб личности писателя и его творчества, – сказал он с присущей ему страстностью. – Вот Дмитрий Дмитриевич Благой начал свою научную карьеру сразу с Пушкина. А у нас кое-кто предпочитает начинать со стихов Кузнецова…
Трудно сказать, имел ли обожаемый многими профессор кого-то конкретно из коллег или это было обобщённое поколенческое неприятие новых веяний в советской поэзии середины 70-х годов ХХ века, когда на смену «громкой» и «тихой» лирике приходила поэзия метафоры и философской ассоциации, тем не менее Кузнецов, несомненно, был наиболее ярким её представителем. Постепенно, отчасти нехотя, но поэт входил в словесный оборот А. М. Абрамова. Однажды на спецкурсе по современной поэзии он неожиданно обратился ко мне, возможно, зная от Виктора Михайловича Акаткина о моём докладе по творчеству поэта, с которым я уже выступал на студенческом кружке:
– Вот вы, Ваня, увлекаетесь Юрием Кузнецовым. А прочтите-ка нам что-нибудь из его стихов…
Несколько секунд на обдумывание – и я декламирую первое, что приходит на ум и что знаю наизусть:
Не сжалится
идущий день над нами,
Пройдёт,
не оставляя ничего:
Ни мысли,
раздражающей его,
Ни облаков
с огнями и громами…
Когда же с волнением выдохнул последнюю строчку, в аудитории на мгновение повисла немая тишина. И вдруг Анатолий Михайлович задумчиво и с всё ещё каким-то по-детски упрямым подозрением произнёс:
– А знаете, тут что-то есть. . . – и пустился в свойственные ему пространные рассуждения на литературно-житейские темы.
Имя Юрия Кузнецова всё более сближало нас с Акаткиным. Виктор Михайлович принимал самое деятельное участие в моей работе по исследованию творчества поэта. После зимних каникул 1977 года он настоятельно рекомендовал мне поехать на научно-студенческую конференцию по литературе в Горьковский государственный университет. Помог с оформлением заявки и был рад, когда, наконец, из города на Волге мне пришёл вызов.
Моё выступление в чужом вузе среди массы незнакомых ценителей современной литературы вызвало дискуссию. Но, подводя итоги конференции, мой доклад неожиданно похвалил известный литературовед, профессор Горьковского госуниверситета Иван Кириллович Кузьмичёв и посоветовал мне не оставлять кузнецовскую тему.
На исходе учёбы передо мной открывал двери Ленинградский университет с положительным заключением по теме доклада. Однако в Ленинград поехать было не суждено: на горизонте маячили распределение, двухмесячные военные сборы и женитьба по осени. Распределили меня в терновскую районную газету «Красное знамя». С Акаткиным же договорились, что я буду готовиться к поступлению в аспирантуру.
– Я размышлял над темой диссертации, – сказал он мне. – Есть малоизученное и интересное направление: жанровое движение лирики Твардовского. Исследуйте это явление – от его ранних стихов до лирики последних лет.
Тогдашней поэзии свойственны были жанровая полифония, смешение родовых и видовых признаков. Стилистические и языковые границы размывались. И Твардовский этим активно пользовался. Первые его опыты – это стихотворные оперативки на события: зарисовки, репортажи, очерки… Чисто лирические формы требовали человеческого «я». А Твардовский был убеждённым сторонником социалистических преобразований. Значит, на переднем плане – «мы», народ. Поэтому его жанровые искания – на стыках поэзии и прозы, лирики и эпоса, в сюжетах, изобразительных элементах, прямой речи, в применении имен, фамилий, прозвищ… «Интересно всё это поизучать… А наработки из дипломной работы не выбрасывайте – пригодятся», – сказал мне Виктор Михайлович.
Год работы в Терновке пролетел как один день. Затем был переезд в Эртиль – там моей семье предоставили квартиру. Ночами – читка и конспектирование литературы по А. Т. Твардовскому, наброски по обозначенной теме. И непременно – короткие наезды в Воронеж на встречу с учителем, ставшим моим научным руководителем. Долгие беседы о литературе перемежались конкретными разговорами о диссертации. Виктор Михайлович внимательно знакомился с рукописью первой главы по ранней лирике поэта, вносил правки. В одну из встреч неожиданно завёл речь, что хорошо бы мне перебраться на работу в университет: легче готовиться к поступлению в аспирантуру.
После новогодних праздников 1982 года Виктор Михайлович вдруг позвонил и сообщил, что есть место преподавателя на подготовительном факультете. В марте я перебрался с семьёй в Воронеж. Стал преподавать русский язык и литературу иностранным студентам на подготовительном факультете ВГУ. Место было временным – кто-то находился в декрете, и меня вскоре перевели на должность лаборанта. Однако удар был нанесён с самой неожиданной стороны: необходимо было менять тему исследования, якобы Твардовского в диссертационных советах по всей стране было слишком много.
Жарким июньским днём на проспекте Революции повстречал университетского товарища. Тот предложил написать что-нибудь по закреплению молодежи для «Молодого коммунара». «Всего на два дня» – так назвал размышления. Материал признали лучшим по итогам месяца. Неожиданно для себя согласился написать ещё один, затем ещё…
Так, без лишнего драматизма и душевных терзаний, я попрощался со своей юношеской мечтой – стать учёным. На десять с лишним лет погрузился в пьяняще-сладостную суету одной из лучших «молодёжек» Советского Союза, пройдя путь от выпускающего до редактора.
А потом были долгие семнадцать лет чиновничьей работы в должности руководителя управления по делам печати и средств массовых коммуникаций. И никогда не прерывал отношений с Виктором Михайловичем Акаткиным. Хоть на минутку, но заглядывал в гости к декану филфака, моему студенческому учителю. Обменивались книгами, рассуждали о политике: 90-е годы прошлого века были не самыми благоприятными для литературы и науки. Виктор Михайлович даже соблазнился политикой – стал депутатом Воронежской областной Думы. Но очень быстро разочаровался в полезности этой затеи.
Драматичные 90-е сменили начальные двухтысячные. Стала появляться надежда на перемены к лучшему. В те годы возглавляемому мной управлению поручили курировать областную книгоиздательскую программу. В. М. Акаткина наряду с другими известными учеными, литераторами, издателями и работниками воронежской культуры мы попросили войти в состав книгоиздательского совета и быть нашим экспертом. Виктор Михайлович с удовольствием выполнял общественную нагрузку. Выступил составителем двухтомника избранной воронежской прозы.
В 2010 году я поделился планами с В. М. Акаткиным издать книгу избранных стихотворений. Он предложил написать вступительную статью. Сказать, что я был горд, ничего не сказать. Это была сдержанная и честная мужская благодарность своему учителю за его такое же честное слово об ученике в предисловии к книге «Время меняет смысл», которая вышла из печати в 2011 году: «Самый главный вопрос, встающий перед поэтом: кто мы в этой жизни – коренники или пристяжные? «Вчерашнего мира оплот» или балабоны, способные только сдувать пену с пивных кружек? Что с нами стало «в эпоху большого разврата и самых крутых авантюр»?. .
Учитель «разгадал» ученика. Но пробил час, и ученик тоже понял своего учителя. В сентябре 2015 года меня избрали председателем правления Воронежского регионального отделения Союза писателей России. Спустя некоторое время В. М. Акаткин обратился ко мне с неожиданной просьбой: может ли он вернуться в наш Союз? В 2017 году на собрании писателей я уже вручал новенький членский билет своему Учителю.
Источник: газета «Коммуна» |№21 (26869) | Вторник, 19 марта 2019 года
.
Подробнее читайте на communa.ru ...
