Век «Коммуны» Виталий ЖИХАРЕВ В первой половине семидесятых собственным корреспондентом «Коммуны» по Аннинскому кусту служил Пётр Сергеевич Скаков. Помню его, высокого и худощавого, в длинном плаще.

Поднявшись по крутой лестнице к нам в редакцию районной газеты, Скаков минуту – другую успокаивался и только потом начинал говорить. Впрочем, визиты его не были частыми – мне иногда казалось, что он бесконечно пребывает в разъездах и даже не живёт в Анне, где ему выделили казённую квартирку.

– Как дела, Пётр Сергев, что нового? – обыкновенно встречал его наш ответственный секретарь Андрей Иванович Забела. – Давненько не казали глаз. Все блокноты исписали?

– Ага, все исписал, – отвечал Скаков. И доставал из внутренних хранилищ плаща пару новеньких общих тетрадей по девяносто шесть листов в коленкоровом переплёте. – Сходи, молодой, попроси Матвеича порезать на блокноты…

Молодым был я, а идти надлежало на первый этаж, в типографию. Старый печатник Матвеич давно научил меня самостоятельно управляться с механическим резаком. Кладёшь под нож тетрадки поперёк, отмеряешь ширину в десять сантиметров, жмёшь рычаг – и за два захода получаешь ровненькие, толстенькие, удобные для карманов блокноты в клеточку. Из двух тетрадок – четыре блокнота. Отходы совсем небольшие. Получив блокноты, Пётр Сергеевич придирчиво их разглядывал, нюхал свежий срез, потом прятал по карманам со словами: – На месяц хватит.

Обычно следом за Скаковым в редакцию заявлялся Степанов – местный поэт из бывших учителей. Поэт несколько лет кряду силился написать поэму «Лутоня на вышке». Под Лутоней подразумевался Никита Хрущёв. Его автор подавал карикатурно, но местами перехлёстывал. Трижды Степанов посылал отрывки в «Правду» на «политическое рецензирование». «Правда» молчала, и за флагмана партийной печати приходилось отдуваться Скакову.

Степанов читал какой-нибудь новый отрывок с надеждой на положительную оценку такого авторитета, каким ему виделся корреспондент областной газеты.

– Вот у тебя там, в серединке, вроде и ничего. В целом же, Димитрий, отвечу вопросом: а на хрена тебе это надо?

– Вы что скажете? – обращался Степанов к Забеле и мне. И, понимая, что поддержки не будет, без обиды совал листки в сумку, следом извлекал оттуда коробочку дорожных шахмат.

Скаков был заядлый шахматист, на турнирах завоёвывал призы. Степанов играть умел, но всё время проигрывал. А проиграв, «проставлялся». В магазин, понятное дело, посылали самого молодого.

За рюмкой Скаков любил предаваться воспоминаниям. Ещё в первую встречу с ним я узнал, что он в «Коммуне» работал во время войны, причем здесь, в Анне.

Если кто забыл или не знает: с первого июля до первого декабря 1942 года редакция «Коммуны» находилась в селе Анна. При подходе немцев к Воронежу её эвакуировали сюда. Здесь же были и обком партии с облисполкомом, и разные облконторы. И даже штаб Воронежского фронта.

Мне, начинающему журналисту, было страшно интересно общаться со старшим коллегой. При каждой новой встрече я стал донимать Скакова расспросами.

Как-то, помню, в один из погожих дней октября Петр Сергеевич предложил проехаться по райцентру на мотоцикле:

– Заводи свою тарахтелку, покажу тебе места достопамятные, пока жив. Сначала к вокзалу, а там, по запасной ветке, – к спиртзаводу.

У заводского забора остановились.

– По-моему, вот тут стоял спецпоезд штаба фронта. Я хоть и при газете был, а соваться к военным нам наш ответственный редактор Семён Петрович Догадаев не велел. Сразу скажу, ни командующих фронтом Голикова и Ватутина, ни самого Жукова я не видел. Догадаев видел, его первый секретарь обкома партии с собой на оперативное совещание один раз брал. Война, друг… Особые секреты, особый отдел. . . А какое-то время литерный поезд стоял на территории маслозавода.

– И что, немцы бомбить не прилетали?

– Не сработала у них разведка. А Анну бомбили. Всего упали две бомбы. Одна разорвалась у почты, вторая вон на той стороне железнодорожной ветки, тогда спецпоезд ещё не стоял. Быка убило. Люди не пострадали. Тут и заслон с воздуха имелся – в посёлке Новонадеждинском дислоцировался легкобомбардировочный авиаполк. Лётчики летали ночью на ПО-2. Прикрывали аэродром истребители. Командир полка носил говорящую фамилию – майор Летучий. За финскую кампанию Героя имел. В Новонадеждинский мы не раз ездили с заместителем ответственного редактора Алексеем Шапошником. Доставляли на полуторке листовки и номера нашей «Коммуны». Шапошник отвечал за это направление редакционной работы. Их сбрасывали на оккупированную территорию. Вселяли, как говорится, дух и надежду. Из посёлка и окрестных сёл человек 250 было закреплено за аэродромом. Плюс пятьдесят подвод. Хотели как-то написать материал об этих гражданских, но особисты рассоветовали – публикация могла рассекретить аэродром. А теперь заводи мотоцикл, поедем на улицу Ватутина.

На Ватутина Скаков показал школу, где размещались фронтовой штаб и обком ВКП(б). Оттуда вернулись в центр, прокатились по улице Ленина («тут, в доме № 14, – НКВД. . . а вот тут, в № 16, – облмилиция»), по улице Горького, где военкомат находился («здесь место слезами материнскими оплакано»). . .

– Ну, Пётр Сергеевич, а где же «Коммуна» обитала? – спросил его.

– Заворачивай во двор своей редакции, покажу.

Здание редакции аннинской районной газеты стоит на углу Советской и Ленина. Задняя часть двора в мою бытность выходила к большому ветхому бревенчатому дому № 1 по улице Типографская, готовившемуся к сносу.

– А вот тут и обреталась наша дорогая «Коммуна». Сотрудники квартировали по частным хатам. В редакции не рассиживались: задание получаешь – и в дорогу. Писали карандашом как можно разборчивее – ведь с твоего листа наборщик набирал вручную. На чём ездили в командировки? На попутках. На закреплённой лошадке. Вот ты откуда родом? Из Артюшкино? Знаю такое село. Это прежде Архангельский район. Бывал. . . До Архангельского на попутной полуторке добрался, там у предрика попросил сани. Мне выделили кобылку и извозчика. В Артюшкино было несколько колхозов маленьких.

– Четыре колхоза, – вспомнил я рассказы родителей.

– Один назывался «Путь к счастью». Председателя ругали за плохую подготовку к севу. А сеять вообще нечем было. . . Вот, вспомнил ещё: на районном аннинском партактиве ругали председателя колхоза имени Коминтерна: «К обучению коров для пахоты ещё не приступали». Трудное время пережили, суровое. . . Люди старались друг к дружке жаться. Вместе – легче. Согласен?

– Согласен, – кивнул я.

– Такой случай со мной приключился в Садовском районе в ноябре сорок второго, – продолжил Пётр Сергеевич. – От районного села вышел с раннего утра пешим строем в Большие Ясырки. Ветеряка с ног сбивает. Грейдер разворочен тракторами и подмёрз. Лед в колеях. Наступил, а он хрустнул. Сапоги худые, ноги в воде хлюпают, одежонка абы какая. Явился в сельсовет весь синий. У меня, говорю, задание от газеты описать хорошего агитатора. А у самого зуб на зуб не попадает. Предсовета послал за агитатором. Приводят серьёзную женщину. Увидела меня – и чуть в обморок не упала от сострадания. Потащила к себе домой. Ребятишек заставила ноги мне оттирать, пока не покраснели, одеялами укутала. Налила кружку кипятка, заваренного вишневыми ветками, а в кружку, тайком от детей, кусочек утфеля опустила – это такой сахар-сырец желтоватого цвета. . . Оттаял я и уснул. . . А хозяйка, пока я спал, сапоги мои подсушила и к местному сапожнику снесла. Тот латки поставил. У меня ж ни копеечки с собой, отблагодарить нечем. . . Статейку я напечатал про эту чудесную женщину, Зинаиду Михайловну Корнееву. Она работала учительницей, а после занятий ходила по фермам, по подворьям, агитировала на займы подписываться, собирала тёплые вещи для фронта. Заголовок помню: «Авторитет агитатора». .

После этого экскурса в военное прошлое мы со Скаковым еще раза три ездили по соседним сёлам. В Садовом он показал здание, где размещалась партизанская школа, в Бродовом – место дислокации фронтовой газеты «За честь Родины».

Я спрашивал, общались ли «коммуновцы» с военными коллегами.

– Нет, – отвечал Скаков. – У каждой редакции были свои задачи. «Фронтовики» имели свою типографию, она занимала железнодорожный вагон, второй вагон был отведён под редакцию. А небольшая группа руксостава обитала не в этом вагоне, а в большой избе в селе Бродовом. Зато мы общались с районщиками. «Коммуну» ведь печатали на их оборудовании. Станки тогда были примитивные, так называемые «американки». Но железо работало без передыху – «Коммуна» выходила шесть раз в неделю. Плюс отдельно печатались листовки, бюллетени Совинформбюро. Примерно половину номеров занимали сводки о ситуации на фронтах и международные новости. Остальное добывали мы сами.

За Скаковым я кое-что записывал в свой блокнотик – всего лишь пару – другую предложений. И вот теперь, расшифровывая старые записи, очень ругаю себя за лень, за то, что не удосужился оставить для истории впечатления Петра Сергеевича о той далёкой поре, когда «Коммуна», образно говоря, носила шинель.

Из Анны Скаков уехал собственным корреспондентом в Борисоглебск, тоже знакомый ему по военному времени – сюда в декабре 1942 года передислоцировали на три с небольшим месяца редакцию «Коммуны». Я следил за его публикациями из районов Борисоглебского куста, даже как-то поздравил открыткой с Днём советской печати.

Его фамилия на страницах газеты встречалась и во второй половине восьмидесятых. Последний раз мы с ним виделись в редакции, когда она уже обжилась в редакционно-издательском корпусе по улице Генерала Лизюкова, 2. Рассказывал, что нашёл ленинградский адрес майора Летучего: «Теперь он – отставной полковник. Собираюсь махнуть в Питер, интервью хочу у него взять».

А ещё Пётр Сергеевич замахивался на книгу о Садовской партизанской школе. Но не успел. . .

2017-й – год столетия «Коммуны». Век «Коммуны» – в материалах этой рубрики рассказывается о том огромном пути, который прошла воронежская областная газета, о журналистах, делавших её в разные годы.

.

Подробнее читайте на communa.ru ...

66 +