Ситуация | Не в первый раз приходится писать об одном и том же: как по странному недосмотру медработников умирают люди, которых можно было бы спасти Российская медицина за последние годы достигла немалых успехов: благодаря высоким технологиям врачи исцеляют тысячи тяжёлых больных, вылечивают тех, кого ещё вчера спасти было невозможно.

И в это же время умирают тысячи других, хотя тайны их заболеваний изучены, методики лечения и лекарства от недугов известны. Поэтому когда телевидение обращается ко всем гражданам страны с просьбой собрать деньги для лечения очередного несчастного ребёнка в зарубежной клинике, у неравнодушных людей возникают естественные вопросы. Мы же помним, как Министр здравоохранения РФ Вероника Скворцова и вице-премьер Ольга Голодец постоянно рассказывают россиянам, что наше здравоохранение освоило все достижения мировой медицины. Тогда почему в поисках выздоровления многие наши соотечественники предпочитают иностранных специалистов? Может быть, есть смысл поумерить оптимизм и реально оценивать ситуацию, не стараясь скрыть правду и от общественности, и от родственников тяжелобольных людей? Вот одна история, случившаяся недавно в Воронеже.

Борис Ваулин

Горечь бесплатного лечения

57-летняя Елена Алексеевна Смолович была полной противоположностью своему мужу, Михаилу Владимировичу. Он – резкий, эмоциональный, не терпящий никакой лжи и готовый мгновенно взорваться от несправедливости. Она – спокойная, доброжелательная, терпеливая, стремящаяся никого не напрягать своими заботами. Несмотря на разность характеров, прожили они 32 года душа в душу, воспитали прекрасную дочь, избравшую, как и отец, профессию юриста. Вот уже и любимый внук появился, которого все с радостью обихаживали. Словом, семья как семья, побольше бы таких.

Но в конце 2013 года случилась беда. Поскользнулась Елена Алексеевна на ледяном тротуаре и неудачно упала. В результате – разрыв связок правого голеностопного сустава. Травма неприятная, но не смертельная: поберечь туго забинтованный сустав месяц – другой и всё пройдёт. После этого происшествия начала побаливать голова, но особого значения этому пострадавшая не придавала. Однако минул и месяц, и другой, и третий, а неприятное чувство не исчезало. Больше того, женщина заметила похудение мышц голени, слабость в стопе, усиление боли при ходьбе.

По своей привычке не жаловаться, она терпела, но к весне 2014-го невмоготу стало. Ходила в районную поликлинику, лечилась в стационарах городского вертебрологического центра, дорожной клинической больницы. Врачи проводили исследования, ставили различные диагнозы, связанные с поражением мышц стопы, нервов нижних конечностей пояснично-крестцового отдела позвоночника. Физиотерапевтическое лечение и всевозможные лекарства улучшения не приносили. Видимо, причина крылась в другом, а воронежские доктора не могли её распознать.

Решили ехать в Москву.

Летом 2015 года Елена Алексеевна полмесяца лежала в неврологическом отделении столичной университетской больницы №3. Родные заботились как могли. Лекарства, фрукты, плата ухаживающим санитаркам – всё требовало денег. Каждый день лечения в государственной больнице обходился в две с половиной тысячи рублей: такая вот, согласно Конституции, российская бесплатная медицина. Однако Михаил Смолович не думал о расходах: «Сколько нужно, столько и будем платить, – сказал он жене. – Лишь бы ты поправилась».

Многочисленные обследования в столичной клинике позволили в конце концов поставить диагноз: боковой амиотрофический склероз (БАС), или болезнь моторных нейронов. В переводе на общедоступный язык – поражение нервной системы, когда нервные импульсы перестают проходить через головной и спинной мозг.

В конце июня вернулись из Москвы в Воронеж. Самочувствие после проведённого лечения несколько улучшилось. Опираясь на палочку, Елена Алексеевна могла ходить самостоятельно, и пусть боли в ноге не отпускали, но она была уверена, что обязательно поправится и родные радовались такому оптимизму. Но через три – четыре месяца положение стало ухудшаться, появились слабость в ногах и боли выкручивающего характера. Михаил Владимирович звонил в Москву врачам университетской клиники. Они дали рекомендации, но сказали, что в декабре необходимо снова приехать к ним в стационар. А пока надо достать эффективное лекарство октагам, но в российской фармацевтике его нет и надо пытаться привезти из-за границы. Кроме того, столичные доктора сказали, что в Воронеже есть невролог – профессор Луцкий, который тоже занимается проблемами лечения БАС. Поэтому есть смысл проконсультироваться и у него тоже.

К началу зимы положение стало ухудшаться, слабость в ногах нарастала. Несколько раз приходили врачи поликлиники, но, кроме общих слов утешения, ничего сказать не могли. По направлению поехали в областную больницу, чтобы проверить двигательную реакцию нейронов. Электронейромиография показала, что поражение нервов нарастает, и необходимо снятие блокады нервов нижних конечностей.

В середине декабря опять поехали в Москву, но снежные заносы переметали трассу, машина шла медленно и решили возвращаться назад, потому что 7-8 часов пути Елена Алексеевна могла не выдержать.

В конце года привезли необходимое импортное лекарство. Обратились к профессору Луцкому. 19 января 2016 года он проконсультировал больную и написал направление в неврологическое отделение БСМП №1: «Боковой амиотрофический склероз. Рекомендуется в условиях стационара провести курс в/в введения препарата октагам по схеме. Данный курс согласован с заведующим научным центром неврологии РАМН профессором Завалишиным».

В тот же день дочь будущей пациентки Юлия набрала номер заведующей отделением неврологии больницы скорой медицинской помощи Веры Белинской и спросила, когда можно привезти больную в клинику? Вера Викторовна ответила, что в больнице в настоящее время объявлен карантин по гриппу, и при слабом иммунитете больной лучше не торопиться с госпитализацией.

У каждого надежда на милосердие врачей

А между тем состояние Елены Алексеевны ухудшалось с каждой неделей. Видно было, что её терзают боли в ногах, но, стараясь скрыть это от родных, она медленными шагами с палочкой передвигалась по квартире. Через несколько дней родственники вновь стали звонить в больницу. Вновь услышали отрицательный ответ. Через неделю Юлия отправилась на встречу с зав. отделением. Рассказала о тревожном состоянии Елены Алексеевны, о том, что родные уже опасаются за её жизнь. «А мы опасаемся, что при её состоянии она может заразиться у нас гриппом», – ответила Вера Викторовна. И снова не дала разрешения на госпитализацию.

Здесь хочу сделать небольшое отступление. При этом разговоре и последующих между врачами отделения и представителями семьи Смолович журналист, конечно, не присутствовал. Поэтому ситуацию излагаю со слов отца и дочери.

Почему не предоставляю слова медработникам, читателю станет понятно позднее.

День за днём наблюдать мучения любимого человека – пытка. В конце февраля дочь опять набрала телефон отделения неврологии. Старалась говорить спокойно и убедительно. Напомнила заведующей, что профессор Луцкий рекомендовал без промедления провести всего лишь курс внутривенного введения препарата, о другом лечении он ничего не говорил. «Нас не надо учить, что и как делать. Мы сами это знаем», – ответ в телефонной трубке был спокойным и убедительным.

И опять день за днём полная неопределённость. Только 14 марта родные Смолович получили разрешение на госпитализацию больной. Но тут новая проблема: сама себя обиходить она была уже не в состоянии.

– У нас тоже для неё отдельной санитарки нет, – развела руками лечащий врач Татьяна Дутова.

Михаил Владимирович решил оплатить отдельную палату на две койки, чтобы попеременно с дочерью мог круглосуточно находиться рядом с женой. Прошёл второй-третий день госпитализации, а больной становится только хуже. Она задыхалась, сильно кашляла, началось самопроизвольное мочеиспускание. Михаил Смолович обратился к Татьяне Дутовой: с чем связано такое ухудшение? Ответ его удивил: «Пока не знаю, надо подумать».

На следующий день он снова подходит к врачу, спрашивает: «Почему не вводят октагам по схеме, как рекомендовал профессор»? Татьяна Дутова ответила, что консультировалась с заведующей отделением научного центра неврологии РАМН, и та не рекомендовала ей вводить этот препарат. На вопрос, поставлен ли об этом в известность Луцкий, ответа не последовало.

На седьмые сутки лечащий врач Дутова сама подошла к Михаилу Владимировичу и сказала, что договорилась в частной лаборатории на улице Плехановской о проведении анализа крови. Родственникам необходимо туда съездить, оплатить 5000 рублей, получить стерильную пробирку, привезти её в отделение, здесь возьмут у больной кровь, после чего надо будет отвезти пробирку в лабораторию.

– В крупнейшей воронежской больнице скорой медпомощи нет возможности сделать такой анализ? – изумился Михаил Владимирович.

– Нет возможности, потому что это специфический анализ, который нам покажет, можно ли больной ставить капельницу, – прозвучало в ответ.

– Почему же решили узнать об этом через неделю, а не в первый день госпитализации?

Ответа на этот вопрос не последовало.

Роль посыльного Смолович выполнил быстро. Однако капельницу Елене Алексеевне так и не поставили. Очередная электронейромиография показала, что поражение нервных окончаний продолжает усиливаться. 23 марта больной проводят МРТ головного мозга. Специалист даёт следующее заключение: «Картина может соответствовать боковому амиотрофическому склерозу». Понятно, исследователь написал, что увидел. Видимо, он не знал, что этот диагноз был поставлен больной ещё полгода назад.

Что врачи хотели получить от исследования томографом и какие выводы сделали из этого, так и осталось неясным.

На следующий день, 24 марта, больную выписали домой. Очевидно, неврологи БСМП №1 свою миссию посчитали выполненной.

Лечащий врач, невролог высшей категории Татьяна Дутова рекомендовала пациентке принимать дома массу всевозможных препаратов. Какой эффект они могли принести, мужу больной не объяснили: по всей вероятности, это было врачебной тайной. Хотя одну рекомендацию врач расшифровала. «При снижении настроения» она рекомендовала своей пациентке принимать лекарство стрезам. Видимо, этот препарат мог принести большую радость угасающей больной.

Прикрываясь именем Закона

Через месяц, 26 апреля, Елена Алексеевна Смолович умерла на руках дочери. Когда Юлия и отец поняли, что Елена Алексеевна уходит, они трижды звонили на подстанцию «скорой помощи». Их дом находится от неё в полукилометре, но врачи приехали через один час 20 минут. Едва сдерживая ярость и слёзы, Михаил Владимирович сказал им, что больная умерла 15 минут назад, и в их помощи никто уже не нуждается. «А у нас на подстанции свободной машины не было», – спокойно ответили люди в белых халатах и вышли за дверь.

С уважением отношусь к профессии врача «скорой помощи», которая трудна, нервна, а порой и опасна. Но в этот раз должен был выяснить: по чьей вине произошёл столь чудовищный сбой в работе службы? Редакция газеты «Коммуна» направила запрос в Департамент здравоохранения Воронежской области.

Через три недели пришёл ответ, больше похожий на чиновничью отписку. Сначала в нем рассказывалось о принципах работы «скорой помощи», потом повествовалось о том, что «в Воронежской области в 2016 году время доезда бригад до больного менее 20 минут составило 92,5 процента от всех выездов». Далее редакцию информировали, что «департаментом здравоохранения проводятся мероприятии по ведомственному контролю качества». И в заключение говорилось, что «более подробная информация не может быть предоставлена в СМИ в связи с ограничениями Федерального закона».

Нужны ли какие комментарии к такому наведению тени на плетень? Мне хотелось поговорить и с врачами БСМП №1, задать им несколько вопросов по организации лечения больных в этом лечебном учреждении. Позвонил заместителю главного врача по лечебной работе Елене Ворониной и объяснил свой интерес. В ответ услышал, что все материалы по этому делу находятся в департаменте, а она не уполномочена со мной разговаривать. Врачам отделения неврологии Елена Валерьевна тоже не рекомендовала звонить, потому что без разрешения вышестоящих руководителей они не скажут ни слова.

Что ж, воронежские врачи свято берегут врачебные тайны. Они не только журналисту, даже безутешному в горе мужу умершей отказались предоставить «результаты документарной проверки с привлечением независимого эксперта». Закон, мол, не допускает «разглашения сведений, составляющих врачебную тайну, даже после смерти человека». Михаила Владимировича, на глазах которого проходило так называемое лечение жены, и который до последней минуты стремился спасти ей жизнь, посчитали посторонним лицом.

Такое вот понимание человеческой близости и естественного желания узнать: почему умер близкий человек? А может быть, стоило бы нарушить закон и ответить на все вопросы, которые не дают покоя членам осиротевшей семьи? Давайте честно скажем, что нередко за врачебными тайнами скрываются непрофессионализм и элементарное равнодушие тех, кто давал когда-то клятву Гиппократа.

Теперь читателям понятно, почему в этой статье отсутствует мнение врачей. Они смогут высказать его на заседаниях федерального суда, который начнётся через несколько дней.

Источник: газета «Коммуна», №55 (26595) | Вторник, 12 июля 2016 года

Подробнее читайте на communa.ru ...

43 +