2018-1-5 16:32 |
Поиски и находки | В 1931-м жизнь многих жителей Центрально-Чернозёмной области была сломана, но главные трагедии оказались впереди В Воронеже с конца 1930 года продолжались допросы арестованных краеведов.
Их дело окажется не единственным в тот год примером расправы властей над провинциальной интеллигенцией. Если тут основными жертвами стали интеллигенты, что называется, «старой формации», то за процессом меньшевиков, состоявшимся в столице в марте 1931-го, последовали травля и аресты как людей, боровшихся за идеалы социал-демократии ещё при царе, так и представителей поколения, во многом сформировавшегося после 1917-го и помнившего некоторое идеологическое разнообразие (пусть в границах одной идеи) времён нэпа.
Виталий ЧЕРНИКОВ
Частыми стали встречи в одной тюремной камере «левых» и «правых» (что бы ни значили эти слова). Бывшего священника и недавнего автора журнала «Новый ЛЕФ».
В начале 1931-го завершается антирождественская кампания, которая проводилась с конца предыдущего года. В Воронеже внимательно отслеживали, как освещается она на страницах газет ЦЧО. 4 января, накануне праздника, давно переставшего быть официальным, «Коммуна» опубликовала заметку П. Зарина: «Более 15 просмотренных районных газет в течение всего декабря не дали ни одной статьи, ни заметки об антирождественской кампании. К игнорирующим антирождественскую кампанию принадлежат даже бывшие окружные газеты: «Колхозная правда» (Борисоглебск), «Белгородская правда» и «Ленинский путь» (Льгов). Ряд газет дали исключительно общие директивные статьи».
Восьмого января в стенах «Коммуны» открылось областное совещание редакторов районных и фабрично-заводских газет. Первым взял слово партийный вождь ЦЧО Иосиф Варейкис.
Посвящено выступление было «очередным задачам печати в третьем, решающем году пятилетки». Отчёт о совещании в «Коммуне» появился под названием «Печать в борьбе за сплошную коллективизацию».
Вождь ЦЧО Иосиф Варейкис глазами «коммуновского» художника
Докладчики убеждали собравшихся в том, что «ряд южных районов в основном заканчивает сплошную коллективизацию и на её основе ликвидацию кулачества как класса», хотя и признавали, что «на севере и в центральных районах бой с кулаком за колхозы ещё только вступает в свою решающую фазу». Отсюда вытекали различия методов работы в разных уголках огромной Центрально-Чернозёмной области. На юге газеты должны были описывать «завершение и закрепление» коллективизации. На прочих же территориях – стать «подлинными организаторами масс на борьбу за дальнейший рост колхозов».
«Этот год явится годом грандиозных боёв за завершение построения фундамента социалистической экономики, – пророчит зав. сектором печати обкома Сергей Елозо. – И вся работа нашей печати должна быть сосредоточена на выполнении этой исторической задачи, на выполнение народнохозяйственного плана 1931 года и на преодоление трудностей нашего гигантского роста. Областное совещание редакторов, собирающееся в этот момент, приобретает поэтому громадное значение».
Далее в его статье отмечается: «Печать имеет бесспорные заслуги в борьбе за коллективизацию, в борьбе против кулачества. Но некоторые газеты не смогли организовать настойчивой повседневной борьбы за сплошную коллективизацию, не развернули массовой работы, не ведут борьбы с оппортунистической ставкой на самотёк». Пропагандистскую роль большинства из них Елозо охарактеризовал как слабую, отметив, что «прежде всего необходимо углубить политическое содержание печати».
В газете той поры уже почти ничего не напоминало о недавнем нэповском пусть относительном, но либерализме.
Трескучая пропаганда при редакторе Александре Швере в «Коммуне» оттеснила на второй план то, что ещё года четыре назад считалось журналистикой. Текстов о проблемах (скажем, в банном хозяйстве), разумеется, появлялось немало, но всё чаще трудности, с которыми сталкивались жители ЦЧО, подаются как результат всё обостряющейся классовой борьбы. Заголовки стали занимать по три строки (например: «Правильно организовать труд в колхозах – значит обеспечить победу большевистской весны») .
12 февраля газета публикует доклад Варейкиса на областном съезде колхозников «Наши задачи в борьбе за сплошную коллективизацию». Речь сама по себе малоинтересна, штампы, из которых она чуть менее чем полностью составлена, в сочетании выглядят едва ли не издевательством («До того, как произошла социалистическая революция в нашей стране, никогда в мире не было колхозника. Колхозник – это новый тип человека для всего человечества, для всего мира. Колхозника вы не увидите, конечно, ни в одной из капиталистических стран»).
Интересно, что иллюстрирует текст вместо парадного фотопортрета вождя ЦЧО рисунок, на котором Варейкис изображён не слишком официозно: сидит, повёрнутый к читателю в профиль, и хмуро смотрит на стоящую перед ним таинственную чёрную коробочку – вероятно, радиоприёмник. Очень скоро, в 1932-1933 годах, ему доведётся читать поступавшие в обком сводки о массовых голодных смертях крестьян Центрально-Чернозёмной области, о случаях каннибализма в её юго-западных районах. Неужто с таким же выражением лица? Имя автора рисунка не указано, но, скорее всего, это один из героев моей статьи.
9 ноября 1930 года Варейкис выступал на партийном активе с докладом, в котором информировал собравшихся «о раскрытии двух контрреволюционных партий в Советском Союзе» – так называемых «Трудовой крестьянской» и «Промышленной». Руководителями объявили экономистов, учёных, инженеров.
Параллельно продолжалась масштабная кампания чистки государственных органов от «буржуазных специалистов». Спровоцированным нэпом надеждам старой интеллигенции на постепенную либерализацию большевистского режима пришёл конец.
Март 1931 года запомнился процессом меньшевиков. Социал-демократы, «виновные» лишь в том, что пошли когда-то не за радикалом Лениным, а за более умеренными лидерами, и прежде подвергались гонениям.
Но в 1920-е их, по крайней мере, не объявляли со страниц прессы «социал-фашистами» (с годами тяжесть этого бессмысленного ярлыка будет возрастать).
Уже первые отчёты о московском процессе «Коммуна» публиковала под заголовками вроде «Социал-интервенты, холуи мирового капитала будут разоблачены до конца».
«Рабочие, инженерно-технические работники и служащие ЗАВОДА ИМ. ЛЕНИНА выражают своё возмущение по поводу гнусной предательской и контрреволюционной работы меньшевиков – агентов международной буржуазии. «Продавшись капиталу, – заявляют рабочие, – меньшевики-вредители путём интервенции и кровавой расправы с рабочими СССР намеревались уничтожить диктатуру пролетариата и восстановить капитализм в Советском Союзе», – сообщала газета.
Одним из самых странных последствий суда стала серия «трудовых починов», о которых «Коммуна» известила читателей: «В ответ интервентам-вредителям на заводе организуются ударные бригады образцовой продукции и ударная бригада кочегаров, обязавшаяся показать пример рационального использования топлива». Собрание рабочих завода имени Коминтерна по тому же поводу объявило «поход за овладение техникой», студенты же Воронежского ветеринарного института приняли решение «ликвидировать все прорывы в учёбе».
С кем-то из бывших меньшевиков (а также с проходящими по «делу краеведов» профессором Алексеем Путинцевым и заведующим библиотекой университета Сергеем Введенским) встретится в конце апреля – во внутренней тюрьме ОГПУ на улице Дзержинского художник «Коммуны», молодой поэт Владимир Кораблинов. Он был арестован в ночь на 28 апреля.
«Никаких вещественных доказательств, свидетельствующих об антисоветской деятельности двадцатипятилетнего Кораблинова, бравые чекисты не обнаружили. На всякий случай конфисковали три общие тетради с его стихотворными набросками. Так они и сгинули навечно в недрах зловещих органов», – рассказывает Олег Ласунский в книге «Литературный Воронеж. Имена и факты».
(Продолжение следует).
Источник: газета «Коммуна» | №1 (26748) | Пятница, 5 января 2018 года
.
Подробнее читайте на communa.ru ...
