2018-3-22 19:01 |
Театр | На сцену Воронежского Камерного впервые вышла танцевальная труппа Источником вдохновения для создателей нового спектакля «Apples&Pies. Ностальгия» стали два текста – рассказ Ивана Бунина «Антоновские яблоки» и пародия на это произведение «Пироги с груздями», написанная Александром Куприным.
В Apples&Pies танцуют под музыку Алексея Айги и Дмитрия Курляндского. Создавалась она по большей части не специально для воронежского представления.
Виталий ЧЕРНИКОВ
Впрочем, Курляндский на пресс-конференции перед премьерным показом рассказал, что предложил некоторое количество своих электронных композиций, но работа с хореографом Константином Матулевским на этом не закончилась: из Воронежа композитор получал видеозаписи репетиций и вносил в свою музыку исправления, если такая необходимость возникала.
Хореограф Софья Гайдукова, создатель «бунинской» части, призналась как-то: рассказ «Антоновские яблоки» заинтересовал её как раз тем, что «как такового сюжета, чёткой структуры не имеет». По сути, текст не рассказывает историю, а являет собой что-то вроде цветных фотографий Сергея Прокудина-Горского. Эти артефакты прошлого неизменно вызывают ностальгическое умиление у тех, кто в те времена не жил. Бунинский рассказ хорош, впрочем, тем, что может подтолкнуть режиссёра или хореографа к созданию серии «живых картин», заведомо не рассчитанных на социологическую интерпретацию, изображающих не быт конца XIX века, а некий поток жизни.
«Антоновские яблоки» Софьи Гайдуковой полны не только светлого лиризма, но и юмора, причём добродушная ирония хореографа порой кажется направленной на сам формат современного танца.
Буквальных иллюстраций к рассказу в спектакле не очень много. Хотя если бы я пришёл на показ с книжкой и сверял с ней происходящее на сцене, отыскал бы, вполне возможно, некоторое количество тонких намёков. Стало бы от этого представление лучше или хуже в моём восприятии? Не думаю.
«Антоновские яблоки» Камерного театра похожи на сон про некий «русский идеал», приснившийся причём современному молодому человеку, способному увидеть, например, в деревенских плясках более чем столетней давности забавное сходство с современной дискотекой. Собственно, про это финал первой части: молодость в любую эпоху хочет радоваться жизни, веселиться до упаду, а что там дальше будет, революция ли, война ли, гибель ли лучших из хоровода русской жизни – ну так это ведь не сегодня, да и, может, обойдётся всё.
Вот на сцене танцуют про любовь, вот про старость (уже буквально иллюстрация к рассказу: «Старики и старухи жили в Выселках очень подолгу, — первый признак богатой деревни, — и были все высокие, большие и белые, как лунь…»; «Помню я и старуху его. Всё, бывало, сидит на скамеечке, на крыльце, согнувшись, тряся головой, задыхаясь и держась за скамейку руками, — всё о чем-то думает»)… Есть и фрагмент, который, похоже, как раз про войну и оказавшихся на ней мужчин – хотя толчком к этому эпизоду, допускаю, стал фрагмент совсем не про войну, а про то, что «за последние годы одно поддерживало угасающий дух помещиков — охота».
Тут легко сорваться в пафос, но «Антоновские яблоки» Софьи Гайдуковой полны не только светлого лиризма, но и юмора, причём добродушная ирония хореографа порой кажется направленной на сам формат современного танца.
Напомню, кстати, её слова о том, как создавалась вторая часть Apples&Pies, которой занимался Константин Матулевский: «Поскольку с Костей у нас хореографическая лексика различается, мы подумали: а как бы нам так сделать, чтобы за Бунина отвечала я, а Костя будет несколько высмеивать мой спектакль или посмотрит на него с другой стороны?» Но лёгкое высмеивание, кажется, оказалось взаимным.
Тот самый сон, о котором я писал выше, во второй части начинает походить на кошмарное видение. Как писал Куприн, «я гляжу на свой палец, и мистический ужас овладевает мной!» Резкие ломаные движения, характерные для современного танца, у иных скептичных зрителей вызывают ассоциации с психическим заболеванием. Или вовсе дают повод самодовольно воскликнуть: «Что курил автор?» Матулевский вначале как бы подыгрывает зрителю подобного типа. Иллюстрируемый скрежещущей, неуютной музыкой Курляндского мрачный мир, который можно наблюдать во второй части спектакля, очень похож на наши представления о психушке или казарме. Деревья и окна нарисованы мелом – так же, как и яблоки, которые снова оказываются символом другой жизни. Жизни, которая где-то там, по ту сторону.
Только это уже не зрителю она снится, а расчеловечившимся персонажам.
То ли и вправду перед нами психушка, пациенты которой почти забыли, что были людьми, то ли общество, в котором человеческого начала и не было никогда. Но вдруг пробудилось, и эти дикие существа ощущают в себе то же, что радовало и мучило персонажей первого действия. Пока человеческое выражается неумело, по-звериному, но уже похоже.
Полудикие существа начинают ощущать в себе человеческое. Фото Алексея Бычкова.
Источник: газета «Коммуна» |№22 (26769) | Пятница, 23 марта 2018 года
.
Подробнее читайте на communa.ru ...
