2019-9-7 15:21 |
Штрихи к портрету | В театральной жизни Воронежа в нынешнем году произошло большое событие: за роль царя Креона в «Антигоне» Ануя в постановке Михаила Бычкова исполнитель Заслуженный артист РФ Камиль Тукаев получил высшую театральную награду – «Золотую маску» Позволю напомнить читателям собственные слова из рецензии на этот спектакль: «Креон – без преувеличения, выдающаяся работа Камиля Тукаева.
Краснобай-политик, он может убедить кого угодно и в чём угодно. Цинизм его поистине не знает границ. И в то же время у этого человека твёрдое убеждение, что законы, установленные государством, никто не может нарушать, иначе воцарится хаос. У этого персонажа своя правда, и однозначного ответа на вопрос, кто прав, нет. Тукаев настолько убедительно и мощно это показывает, что временами становишься на его сторону». Я очень рада, что жюри «Золотой маски» разделило моё восхищение этой работой артиста. И конечно, захотелось с ним встретиться и вспомнить основные вехи его творческого пути.
Людмила РОМАНОВА,
театровед
– Вы приехали к нам из Иркутска в 1988 году вместе с Михаилом Бычковым, возглавившим Воронежский ТЮЗ, – начинаю беседу с Камилем Тукаевым.
– По его приглашению. Я окончил Иркутское театральное училище в 1985 году и три года прослужил в Иркутском ТЮЗе под руководством замечательного режиссера Вячеслава Кокорина. Там и познакомился с ковым. Он очень интересно начинал в Иркутске, ставя такие авангардистские по стилю спектакли, как «Каин» или «Гамлет», к которым придирались власти. В стране уже вовсю шла перестройка, а иркутские руководители культуры действовали прежними советскими методами. Они и Кокорина выжили из театра. А до этого точно так же в Барнауле пострадал Бычков. После работы в Иркутске он получил приглашение переехать в Воронеж худруком ТЮЗа. И пригласил с собой нескольких актеров, в том числе и меня. Про Воронеж я тогда знал только то, что он недалеко от Москвы.
– Чем запомнились вам тюзовские годы?
– О-о, многим! Первый же спектакль Бычкова – «Над пропастью во ржи» по роману Сэлинджера был такой свежий, такой необычный! А потом были триптих по Чехову, «Шарманка» Андрея Платонова (постановка Саркисова, но он однокурсник Бычкова, так что по стилистике близко), «Носороги» Ионеско, «Эвридика» Ануя, «Лапшедром» Друка, да вы сами, наверное, помните. А первый в Воронеже международный фестиваль театров, а гастроли за границу! Такие горизонты перед нами открылись!
– Мне из вашего тюзовского периода очень запомнились две роли: неистовый богоборец Каин в одноимённой драматической поэме Байрона и Ихарев из «Игроков» Гоголя в постановке Михаила Полякова – темпераментный, драматичный, когда произносили финальный монолог о «надувательской земле» – России. Вы и плакали, и катались по полу, не в силах поверить, что кто-то превзошёл вас в обмане. Вы были своего рода романтиком карточной игры.
– Мне везло на хороших режиссеров. Поляков – один из них. Впрочем, я был еще молод, отвлекался на многие вещи и не всегда понимал, как мне, в сущности, повезло. Отличался ершистостью и не всегда воспринимал те настройки, которые давал Бычков. С возрастом пришло понимание. Бычков всегда очень тонко чувствует фальшь. Замечания он делает иногда иронично, иногда желчно, но всегда действенно. Профессия наша в том числе в том, чтобы все время анализировать себя и процесс. Порой кажешься себе очень значительным, важным и нашедшим истину. Но умом эту профессию не взять, только опытом. О таланте не говорю – подразумеваю. Иногда во время репетиции, когда тебе кажется, что ты поймал, ухватил суть образа, режиссер вдруг говорит: «Я это уже видел и представлял, что вы пойдете именно таким путем». Слышать подобное горько, но справедливо. Актер должен быть губкой: воспринимать и пытаться делать. Михаил Бычков – сторонник в том числе и того, чтобы актер познавал себя, практикуя этюдный метод. Все найденное учитывается и вкладывается в артиста, прорастая в нем.
– Почему же, когда Михаил Бычков задумал создать Камерный театр, вы не сразу пошли за ним, а ещё несколько лет оставались в ТЮЗе, а затем и вовсе уехали в Москву?
– Это история, где я не совсем красиво выгляжу, поэтому не хотелось бы ворошить прошлое. Да, не сразу оказался в Камерном театре, но впоследствии мы с Михаилом Владимировичем объяснились, и я стал там работать на разовых. В новых условиях жизни актер уже не был привязан к одному театру, а Москва возникла потому, что у меня завязался роман с кино. Наш фильм получил премию «Кинотавр», последовали приглашения от команд режиссеров Андрея Прошкина и Александра Анатольевича Прошкина, отца и сына, в фильмы «Солдатский декамерон» и «Чудо», а позже и в несколько сериалов. Но жизнь в столице очень дорогая и фрилансером быть сложно. В Камерном же появились очень интересные работы, и я четыре-пять раз в месяц курсировал между Москвой и Воронежем, сил было еще много и такая жизнь на колёсах казалась очень интересной. Но рано или поздно нужно определяться, и я окончательно перешел в Камерный театр. Хотя редкие предложения в кино и сериалы и сейчас еще поступают.
– Вы очень разносторонний актёр. Вам удаются и драма, и комедия, и характерные роли. На грани гротеска ваш Мальволио в «Двенадцатой ночи» Шекспира, а платоновский персонаж из «Дураков на периферии» оказался так серьезен в своем начальственном раже, что это вызывало гомерический хохот зрительного зала. И рядом – страдающий Сальери из спектакля «Моцарт, Сальери и смерть» или Илья Ильич Обломов («Облом off» М. Угарова), где вы сочетаете представленчество с психологизмом, оказываясь порой на грани клоунады, чтобы в следующий момент потрясти искренностью чувств. А как вы прочли «Рассказ о мёртвом старике» Платонова в спектакле «Столетие». Незабываемо!
– Спасибо. Лестно слышать. Я вообще очень люблю Андрея Платонова. Эту любовь мне привил еще Кокорин. Нужно войти в природу его языка и тогда поймешь его стиль. Работать над ним – всегда большая радость и очередное открытие.
– Помимо главного режиссёра вашей жизни вы много работаете с молодыми постановщиками – Михаил Владимирович Бычков щедр на приглашения. Мне запомнился спектакль «Ак и человечество» по произведению Ефима Зозули, ныне мало кому известного. Поставил его питерский режиссёр Дмитрий Егоров. Зозуля, хотя и умер ещё до начала Большого террора, как бы предсказал его. И ваш герой как бы прозревает к концу спектакля: что же мы творим!
– Этот полузабытый автор близок к Платонову, ведь они начинали одновременно. У него есть сатирический роман «Мастерская человеков», отрывки из которого вошли в спектакль. Да, мы с режиссёром Митей Егоровым сознательно вели его к такому финалу, о котором вы вспомнили. В нём и была основная мысль спектакля. Театр порой опережает время, сегодня этот монолог столетней почти давности стал реальностью и вылился на улицы столицы. Все молодые режиссеры, с которыми работал, очень непохожи друг на друга. Они свободны в выборе материала, способа его подачи, применяют разные техники работы с актерами. Это освежает, держит в тонусе, ведь обязанность артиста любого возраста – слышать, понимать и воплощать.
– Мне вот в «Обломове» запомнились слова о том, что сейчас человек не нужен целиком как личность, нужны только половинки, четвертинки, осьмушки. Вам не кажется, что некоторые режиссёры тоже отказываются от многогранности образов, выделяя только одну черту и назойливо её демонстрируют? От этого постановка лишается глубины и объёма. Вот, например, спектакль «Осенний марафон» по Володину, который в Камерном поставила Марфа Горвиц. Мне он показался очень поверхностным, в чём-то даже карикатурным. Честно признаться, даже не поняла, о чём он. Может быть, надо мной довлеет фильм Данелия, где герой интеллигентный, совестливый человек, который никому не может сказать «нет». А окружают его люди совсем другой закваски, которые без стеснения претендуют на его время, эрудицию, на любовь, наконец.
– Фильм снят для своего времени и, наверное, герой Басилашвили таков. Но Марфа хотела поставить спектакль о нашем времени, о той безответственности, которая царит сегодня. Бузыкин нашего спектакля родственен, мне кажется, чеховскому дяде Ване, которого я тоже сыграл в спектакле Бычкова. Дядя Ваня думает, что кто-то виноват в его несложившейся судьбе. А виноват только он, и никто другой. Так и Бузыкин. Может, в спектакле я не сумел донести эту мысль внятно, судить не берусь. Но посыл был именно такой.
– А как вы относитесь к так называемой «новой драме»?
– Увлекался лет пятнадцать – двадцать назад. Участвовал в читках в Москве, даже кое-что играл в Центре драматургии и режиссуры, основанном в 1998 году Алексеем Казанцевым и Михаилом Рощиным. В ЦДР дебютировали такие известные режиссеры, как Кирилл Серебренников, Ольга Субботина, Михаил Угаров. Затем, с течением времени, показалось, что темы у авторов повторяются – и герои, и сюжеты, хотя некоторым не откажешь в изобретательности. Понимаете, многие драматурги очень молоды, пишут о каких-то фактах жизни, а осмыслить их силёнок еще не хватает. И кто-то ведь довольно быстро «сдулся», как шарик. Но «новая драма» породила очень мощную плеяду современных российских драматургов. Проходит огромное количество фестивалей и лабораторий. Рождаются новые негосударственные театры. Фестиваль современной драматургии «Любимовка» декларирует, что драматург является ключевой фигурой в современном театре. И я с этим согласен. Сам учувствовал в их читках. Это новая кровь российского театра, и это не может не радовать. Но в то же время сейчас меня больше волнуют «вечные» темы классики, но не нафталинно решенной, а осмысленной через призму сегодняшнего дня или не очень далекого прошлого. В ушедшем году я был членом жюри «Золотой маски» и посмотрел 46 первоклассных спектаклей. Так что знаю, о чем говорю.
– Театр сейчас очень расширил свои границы. Спектакли играются где угодно: на вокзале, в музее, на открытом воздухе, на лестничной клетке. И это всё – театр?!
– Конечно! Пусть границы его расширяются до бесконечности. Пусть играют все! Сказал же Шекспир: «Весь мир – театр, все люди в нем актеры!» Вот и пришел этот золотой век!
– В Год театра подобное звучит особенно оптимистично. Но есть что-то, что вы не приемлете?
– Скуку. Я довольно добросовестный зритель и всегда стараюсь разобраться в том, что мне показывают. Надеюсь, возраст и опыт мне в этом помогают. Актёрский профессионализм сегодня на высоком уровне, актеры музыкальны, пластичны, владеют даже элементами циркового искусства. Поэтому обмануть зрителя достаточно легко. А с чем он выйдет из театра – по-прежнему вопрос вопросов.
– Заканчивая наш разговор, не могу не спросить: что вы почувствовали, когда со сцены прозвучало, что за лучшую мужскую роль вы награждаетесь «Золотой маской»?
– Не буду кокетничать: я очень хотел ее получить. Когда шел к сцене, в голове пролетали разные мысли: радость за себя, за режиссера, за спектакль, за мою прекрасную партнершу Таню Бабенкову, за мою семью. Я не все успел сказать, поэтому, пользуясь газетной страницей, высказываю благодарность моему театру, моему режиссеру, всем партнерам по спектаклю, всему театру и, конечно, жене Нине за поддержку и помощь. Я благодарен вам, Людмила Владимировна, за интерес к моей персоне, но главная моя благодарность – за вашу многолетнюю, неиссякаемую любовь к российскому театру и к нам, актёрам. Спасибо!
Источник: газета «Коммуна» | № 68 (26916) | Пятница, 6 сентября 2019 года
.
Подробнее читайте на communa.ru ...
